29 и 30 октября Театр Эстония

Большой драматический театр имени Г.А. Товстоногова, Санкт-Петербург

Виктор Гусев

Режиссер: Константин Богомолов
Художник-постановщик, художник по костюмам: Лариса Ломакина
Художник по свету: Иван Виноградов
Композитор и автор музыкального оформления: Валерий Васюков
Видеооператоры: Евгения Марченко, Людмила Бурченкова

Артисты: Нина Усатова, Валерий Дегтярь, Екатерина Старателева, Дмитрий Воробьев, Александра Куликова, Анатолий Петров, Геннадий Блинов, Василий Реутов, Елена Попова, Егор Медведев, Алена Кучкова, Виктор Княжев

Продолжительность 2 ч. 30 мин.
12+

Подтверждая репутацию парадоксалиста и трикстера, Константин Богомолов вытаскивает из архивной пыли стихотворную пьесу «Слава» – драматургический дебют сверхпопулярного в предвоенные годы поэта-песенника Виктора Гусева («Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны»), театральный хит времен Большого террора, впервые показанный в БДТ весной 1936 г. и выдержавший более 200 аншлаговых представлений. Богомолов предлагает неожиданный подход к разговору о «наследии прошлого», об идеологии и эстетике сталинизма.
Сюжетные перипетии не слишком занимают режиссера: всем более и менее очевидным моделям взаимодействия с текстом (реконструкция, ностальгия, ирония, гротеск) Богомолов предпочитает максимальное отстранение.
На неоклассицистскую искусственность пьесы Гусева идеально ложится столь любимая Богомоловым гендерная и возрастная травестия (мужчин играют женщины, возрастные роли отданы молодым актерам – и наоборот): все элементы непроницаемого, герметичного сценического текста работают на дистанцию, развоплощение, так что текст «Славы» в какой-то момент начинает звучать неизданной главой из раннего Владимира Сорокина.
Важнейший из омертвевших культурных кодов «Славы» – тот, что связан со старым театром, с его отжившим, по Богомолову, инструментарием вроде «психологизма», «естественности», «вживания», «очеловечивания». Уходя от пафоса первоисточника, режиссура заключает эти понятия в жирные эстетические кавычки, рассматривает их с критической позиции, сквозь увеличительное стекло трансляции крупных планов на видеозадник, так что мнимое присвоение текста, эпохи, культуры оборачивается в итоге отчуждением.
Как это часто бывает в современном театре, зритель вообще становится чуть ли не ключевым героем спектакля. Поставленная в жанре социологического эксперимента, «Слава» нужна Богомолову как повод для масштабного социокультурного исследования, в котором публике отведено сразу две роли – фокус-группы и независимого наблюдателя. Какую интеллектуальную и эмоциональную реакцию извлеченный из вечной мерзлоты артефакт «стиля Сталин» вызывает у сегодняшней публики – и насколько открыто она готова ее продемонстрировать?
газета «Ведомости»

Из решения дать сыграть двух молодых инженеров актерам, которые существенно старше своих героев, режиссер извлекает главный трюк спектакля. Подлинная правда существования вместе с этим актерским анахронизмом дают поразительный результат: мы наблюдаем на сцене движение времени как таковое. Не отягощенное ни причудами стиля, ни чуждой идеологией. Кокто называл этот эффект «смерть за работой». Герои говорят о себе как о молодых, они жизнерадостны, не завершены, полны надежд, они строят планы на будущее, на 1936-й, 1937-й, дальше, дальше, – а зритель в этот момент видит то, что видит. Идет фиксация ежесекундного распада, неуловимого возрастания энтропии.
Характерно, что Кокто говорил о кино. «Снимать смерть за работой» – самая суть механически запечатленного на пленке искусства. Театр же, напротив, в какие бы игры со временем ни играл, обыкновенно гордился эффектом присутствия, возможностью пережить событие «здесь и сейчас». В «Славе» Богомолова есть экраны – на них проецируются крупные планы актеров в реальном времени. Это буквально укрупненное «здесь и сейчас». Иными словами, в спектакле Богомолова театр работает как кино, а кино – как театр. Перевертыши такой степени сложности – редкость даже для этого знатока травести. Вероятно, недалек тот день, когда в его спектаклях зритель будет видеть звук и слышать цвет, – за отстранением такого масштаба скрывается какая-то невиданная степень свободы.
интернет-издание «Colta»